Бабушкин язык

Небо серое, «хондрозное» разлеглось над платочным рынком. В четверг по традиции пуховязальщицы из разных уголков области съехались сюда, на саракташский базар.

Укутанные в шали, они ходили маленькими шажками по кругу. Зазывая покупателей, растягивали паутинки. Успевали замечать работы других и тут же колко оценивать их.

– У вас узор некрасивый! – слышу за спиной.

Оборачиваюсь на двух женщин. Одна из них, заметив в моих руках фотоаппарат, тут же устраивает допрос: кто? откуда? зачем? А покажите удостоверение!

Через пару шагов другая мастерица просит не фотографировать. Третья, увидев камеру, направленную в её сторону, сакраментально изрекает: «Сделали кадр? Давайте теперь три рубля. Сейчас за всё платят».

Задёрганные «новой» жизнью, раздражённые женщины глядят неприветливо. Конечно, не все. Кто-то сам просит сфотографировать, тепло отвечает на вопросы и улыбается в ответ. Но общий фон, как мигающая красная лампочка, очень тревожен.

Сейчас, когда фабрика оренбургских пуховых платков расширяется и наша пуховая гордость машинной вязки раз­летается по всему свету, здесь нерадостно. Гульсера Попова и Светлана Чеплакова говорят в унисон, что молодёжь не вяжет, отказывается учиться. То же повторяет и Резеда Алкашева:

– Не желает внучка. Чуть-чуть попробовала – и всё. А я хотела вязать в её годы. Меня бабушка уже в пять лет научила. Первую связанную мной паутинку продали и купили мне школьную форму.

Не нравится работа с козьим пухом и детям Алвард Шарян. Улыбчивая мастерица принесла на продажу тонкой отделки паутинку и варежки. Решив, что хочу сфотографировать её узоры, развернула свои изделия. Алвард признаётся, что, когда вяжет, отдыхает и что этот мягкий пух её будто лечит.

Мелкий, противный дождь сбегает с неба. Фотографируя, замечаю, что и правда ни одного юного лица нет на рынке. Кажется, что моложе пятидесяти и не найти искусниц. За три последних года рынок значительно по­редел. Бабушки – носительницы народного промысла – уходят, и почти нет им замены.

Старательно выискивает взглядом покупателей 70-летняя Роза Тайзитдинова из Каргалы. На рынок сюда она приезжает редко: накладно 200 рублей пла­тить за проезд в электричке. Потому очень важно продать свою шаль, которую вязала долгими вечерами.

– Сидим вяжем, сплетни сводим, молодость вспоминаем, – говорит она и снова идёт по кругу искать тех, кто оценит её добрый труд.

По-хозяйски вливаясь в ряды, царственно проплывала 81-летняя Фарбуза Абдулина из села Аблязова. Всё ещё острая на язык, энергичная и уверенная в себе. Всю жизнь она трудилась в пухартели.

– Нас всегда платок спасал. Мы детей растили платком. Дом строили платком, – замечает бабушка в разговоре и заканчивает неожиданно: – Я для себя ни одного дня не прожила ещё.

Полная достоинства, с глубоким взглядом серых глаз, она заявит при этом, что жизнь у них очень хорошая. Улыбается вдогонку, желает здоровья. И как же хочется укрыться платком, созданным руками этой сильной многодетной женщины! Настоящим, оренбургским.

Под таким куполом не тревожит наше раздражённое настоящее. Да, слишком много плохих новостей. Слишком неясно всеобщее будущее. Но и не дело ведь человека всё знать. Главное – быть сердечным и не уходить далеко от природы. От самих себя и своей семьи. Пока бабушки ещё здесь, научиться бы нам у них мудрости, сохранить бы их простой и великий язык. Тот, на котором говорит душа. 

Полина Кузаева