Тараканьи бега

Наверное, нет человека, который в глубине души не считал бы себя немножко психологом, особенно если работа связана с людьми и есть житейская смекалка, наблюдательность. А у кого их нет?

Вот и слышно повсюду: то почтальон – психолог для одиноких пенсионерок, то соцработник, пока полы мыл, психологический совет дал. Так, может, и журналист справится? Нашему брату не привыкать выслушивать собеседника, задавать вопросы, раскрывающие его личность, чтобы потом читателю было интересно.

 

Большая разница

Итак, сегодня я впервые побываю на психологической консультации. Однако чудес не жду, понимаю: ни в операционную, ни за штурвал самолёта без специального образования меня не пустят. Не подпустят и к клиенту, тем более, психика – штука тонкая, а ну как неосторожным словом или непрошеным советом нанесу человеку душевную травму?

Благо со мной рядом кандидат психологических наук, практик с 25-летним стажем Наталья Кормушина. Она меня проинструктирует, а в случае чего возьмёт ситуацию в свои руки.

Первое, что мне нужно, говорит она, уяснить разницу в наших профессиях. Беседуя с журналистом, человек понимает: всё, что он расскажет, будет опубликовано, и потому сообщает о себе лишь то, что не является секретом и может быть растиражировано. С психологом всё прямо наоборот. Главный принцип здесь конфиденциальность. К психологу приходят обсудить именно то, о чём с другими не поговоришь.

– У психолога можно и нужно выражать свои чувства. Говорить о своей боли. Взглянуть туда, куда страшно, – говорит Наталья Геннадьевна. – Да, тяжело, зато потом, как после операции, наступает облегчение, заживление.

Как вести себя, если клиент вдруг заплачет? А если примется на меня кричать, обвинять? Или начнёт смеяться? Мало ли каких тараканов он выпустит из своей головы!

– Посмотрим по обстоятельствам, – заметив моё напряжение, успокаивает Наталья Геннадьевна. – Первым делом создаём безопасное и комфортное пространство. Лучше, если клиент сам выберет стул, на котором ему удобно сидеть, место в кабинете, где ему спокойнее всего, и расстояние между собой и психологом, подходящее конкретно ему. Наготове должны быть стакан воды и бумажные носовые платки на случай слёз.

 

Момент истины

Включить ли обогреватель, открыть ли форточку, отключать ли телефон – всё это обговаривается в начале консультации. На первый взгляд это организационные моменты, на самом деле процесс уже идёт – клиент и консультант через серию мелких взаимодействий и наблюдений за реакциями друг друга устанавливают первичный контакт. При этом консультант обращает внимание на темп речи, громкость голоса, жесты, позу клиента, на брошенные мимоходом слова.

Психолог отвечает за соблюдение временных рамок консультации, обговаривает с клиентом содержание и ожидаемые результаты работы. Однако вопрос, с которым человек пришёл, может отойти на второй план, если всплывёт что-то более волнующее.

Впрочем, всех тонкостей, которым психологи учатся годами, в 5-минутный инструктаж всё равно не уложить. Лучше приступим.

Заходит женщина, назовём её Ирина (И), лет 28, здоровается, садится на стул. К Наталье Геннадьевне она приходит не впервые. Участников беседы обозначим буквами: Наталья Геннадьевна – П, психолог, клиент Ирина – И, я – Ж, журналист.

П: – Ирин, сегодня в нашей консультации участвует журналист Виктория Агеева, она расскажет, зачем она здесь.

Ж: – Я решила себя попробовать в роли консультанта, чтобы увидеть работу психолога изнутри. После консультации я напишу статью о своих впечатлениях, при этом гарантирую вашу анонимность и неузнаваемость.

П: – Статья будет опубликована после моей проверки. Однако всё это возможно только при вашем согласии на этот небольшой эксперимент.

И: – Хм, неожиданно, но забавно. Давайте попробуем, я люблю эксперименты. (Прокашливается.)

Ж: – Удобно ли вам здесь и сейчас на этом стуле?

И: – Нормально.

Ж: – Дистанция между нами устраивает?

И: – Да.

Ж: – Я вижу, ноги и руки у вас скрещены. Это закрытая поза. Вам неуютно?

И: – Да, есть немного. Чувствую какое-то волнение. (Дотрагивается до горла.)

П: – Что мы можем сделать, чтобы стало легче?

И: – Если можно, пусть журналистка пока отодвинется и не задаёт вопросов.

(Отодвигаюсь.)

 

Чем дальше в лес…

П: – Как сейчас?

И: – Лучше. Спокойнее. Но всё равно есть некоторое опасение углубиться. (Прокашливается.)

П: – Вы кашляете. Кашель – это способ проявить себя, рявкнуть на всех.

И: – Я проверила, не пропал ли у меня голос.

П: – Голос теряете?

И: – Когда волнуюсь – да.

П: – А что хотелось бы, но страшно сказать настолько, что пропадает голос?

И: – Боюсь предъявить себя. Боюсь, что я не такая, какой меня хотят видеть другие.

П: – Боитесь не оправдать чужие ожидания?

И: – Да.

П: – И что происходит, когда вы взаимодействуете и не оправдываете ожиданий?

И: – Меня ещё и обвиняют.

П: – И каково вам быть без вины виноватой?

И: – Ужасно. Хочется рвать и метать и пинать всё, что попадётся.

П: – Потом какие чувства?

И: – Мне легче, но как потом продолжать отношения? Они, мои близкие, не хотят принять меня такой, какая я есть!

П: – Правильно ли я услышала, что близкие составили о вас некий образ?

И: – Да, и передают его как переходящее красное знамя. Не считаются со мной, у меня нет права голоса.

П: – И что вы тогда делаете?

И: – Высказываю своё мнение где надо и не надо, начинаю хамить и всех бесить. Они бесятся, а мне весело.

П: – То есть, есть вторичная выгода. Сейчас я слышу – голос есть, а когда пропадает?

И: – Когда кто-то считает, что может на меня давить. Мне хочется прокашляться.

П: – А как вы ощущаете, что вас лишают голоса?

И: – Не хотят узнать меня получше.

П: – То есть в вас есть что-то ценное, чего они не замечают.

И: – Да, это ещё с детства началось. Мы идём с мамой, вдруг она встречает свою подругу и начинает с ней разговаривать, а меня тут как будто нет. Я просила отдать меня в кружок, а мне сказали – нет, и всё.

 

…тем больше дров

П: – Вы просились в кружок, а вас не услышали. И какое это чувство?

И: – Что я тут делаю, если я не нужна? (Плачет.)

П: – Дышите. (Подаёт носовой платок.)

И (Сморкаясь и успокаиваясь.) (После паузы.): – Спасибо.

П: – Как сейчас с голосом?

И: – Отверстие в горле побольше. Но не вся боль ещё ушла.

П: – Что ваша боль могла бы сказать вам?

И: – «Мне хорошо с тобой. Ты сама меня пустила».

П: – И что бы вы ответили ей?

И (Пауза.): – «Мне тоже хорошо с тобой. Ты была мне нужна».

П: – Боль оказалась подружкой.

И: – Она как будто закрывала собой пустое место.

П: – Свято место пусто не бывает. Если отпустить боль, чем бы вы заполнили это место?

И: – Радостью, игривостью. (Кокетливо смеётся.) О! Сумку себе куплю! Давно хотела, да всё казалось, есть более важные расходы.

П: – Как будто вместо обиженного ребёнка женщина в вас заговорила.

И: – Да, хочется распрямить спину.

П: – Вы начали двигаться, а не только обороняться. Как сейчас себя чувствуете?

И: – Будто пузырьки шампанского в нос.

П: – Наше время закончилось. Мы можем остановиться на этой нотке весёлости?

И: – Да, спасибо.

П: – Спасибо вам за доверие, Ирина. Виктория, хотите что-нибудь сказать?

Ж: – Только то, что я по ходу консультации пережила бурю эмоций, вспомнила и о своём детстве. Когда Ирина заплакала, захотелось её обнять, утешить.

И: – Я не люблю, когда меня утешают. Начинаю чувствовать себя слабой и жалкой.

Ж: – Вы не жалкая. И вам только кажется, что мама и близкие вас не воспринимают всерьёз. Конечно же они вас любят.

И: – Хотите сказать, что лучше меня знаете мою семью? И знаете, что я чувствую, а что мне только кажется?

Ж (В недоумении смотрю на Наталью Геннадьевну.): – Всё-таки я ляпнула что-то не то. У вас как-то всё гладко получилось, но что именно происходило, я так и не поняла.

П: – Поработали с чувствами. Вытащили из тени на свет боль, которая исподволь контролировала Ирину, заставляя обороняться под маской агрессивности, и связанную с ней историю. Поддержали самоценность Ирины и пробудили ресурс – внутреннюю женщину.

Клиентка, улыбаясь моему растерянному виду, прощается и уходит. Пожалуй, и мне пора. Пойду заниматься тем, что на самом деле умею, – рассказывать истории, а дебри психологии оставлю профессионалам.

Виктория Агеева