Оренбуржца наградили медалью «За отвагу»

Уроженец села Южный Урал Оренбургского района Евгений Евстифеев за службу в морской пехоте награждён медалью «За отвагу». Сейчас Евгений дома на реабилитации после ранения.

Из канцелярского текста служебно-боевой характеристики несложно понять, что он рисковал жизнью ради всего отряда. Старший матрос Евгений Евстифеев выполнял специальные задачи в составе группировки войск Вооружённых сил в должности гранатомётчика отделения морской пехоты. 25 мая прошлого года во время штурма первым ворвался в укреппункт, позволив штурмовому отряду подойти вплотную к противнику. Нанося поражение из огнестрельного оружия и гранатами, заставил врага отступить. При обнаружении засевшего в частном доме пулемётчика, поразил его огневую точку. В ходе этого боя Евгений Анатольевич получил ранение.

На машинах по морю

Он ушёл на срочную службу в 2017 году. Распределили служить аж на Камчатку. Евгений подписал контракт в морской пехоте, там служит и по сей день. Их бригада ходит на больших десантных кораблях.

– Добираемся с бронетехникой до определённой точки, дальше корабль выпускает наши БТР, и уже вплавь штурмовики продвигаются до места, – рассказывает он. – Вот так по морю на машинах и высаживаемся на берег, выполняем свои задачи. Делаем это и с воздуха, если потребуется, – прыгаем с парашютами.

Всё как в кассовых боевиках. А рассказывает так буднично, словно в тракторе на сенокос выходят. И у самого Евгения за плечами мирная специальность – инженер в сфере строительства.

– Я улетел на другой конец страны, – вспоминает он. – У меня нет родителей, но много родных, братьев и сестёр.  Они переживали первое время. Но ведь я сам выбрал службу по контракту, и мой выбор уважают, его приняли. А мне хватает силы духа, чтобы воевать и продлевать контракт из года в год.

– А что для вас значит это – сила духа?

– Когда мы вылетели из Сирии, каждый мысленно себя настраивал на то, что нас ждёт на новой огневой позиции.  Присутствие духа для меня – это понимание, зачем я лечу. Я отправился отстаивать интересы своей Родины. И, осознавая как это, так и дальнейшие последствия всего, я не испугался, не отказался – хватило силы духа.

– На его присутствие не влияют резонирующие суждения по поводу «агрессии», «вторжения»? Ведь и некоторые местные, наверное, проклятьями сыплют, говорят, что вас не звали. Не смущает ли это ваш дух?

– Нет. И проклятий мы не слышали. Люди говорят о том, что постоянно жить под обстрелом с 2014 года – это ад. Надоело жить так, постоянно долбят, из подвалов не выйти, страшно отправлять детей в школу.

– Да, но это Луганск и Донецк. Киев ведь словно не замечал этого ада, как и остальные города Украины.

– Не замечал, верно. Но сейчас и заметили, и прочувствовали это. Вражда между людьми не просто сохранилась – обострилась в разы.

«По нему стреляешь, а он бежит»

На луганское направление Евгений прилетел из Сирии. Там шла к завершению плановая командировка их отряда. В марте прошлого года после команды лететь на Украину они отправились в зону боевых действий – в посёлок Камышеваха.

– Мы выдвигались на позицию в начало посёлка, там уже были наши подразделения, которые непосредственно вели бой с противником, – вспоминает Евгений первые дни службы в зоне спецоперации. – Наш отряд также получил команду, мы рассредоточились и работали, двигались вперёд. Взяли посёлок боем, освободили его от противника, неделю пожили в нём.  По максимуму старались уговорить гражданских эвакуироваться, выводили их из опасной зоны. Для этого есть специальные машины. Кто соглашается, тех вывозим. Но люди не хотят оттуда уходить.: там их дом, хоть всё кругом разрывается.  Едва бои стихнут, они снова возвращаются, если сохранились стены и есть куда прийти.

Для местного ландшафта характерно обилие открытых участков – это поля. Их пересекают лесные зоны. Наша разведка всегда идёт впереди, находит противника, даёт координаты, и мы, десантно-штурмовой батальон, нападаем и уничтожаем точку. Разведка часто проходила боем, ночью выходили на позиции, по несколько суток жили неподалёку от укрепрайонов противника прямо на земле, чтобы собрать больше данных. Взяли одно укрепление, там человек двадцать, к примеру. Через километр уже может новое на пути попасться и так ещё долго.

– В плен сдаются?

– Когда к ним в окоп залетаешь, они всё бросают – и руки вверх. Жизнью люди дорожат, и нам ни к чему просто так их убивать. С фанатиками мы не сталкивались, с живыми, по крайней мере. Мы находили их здания, где они базировались, находили медикаменты, психотропные вещества, использованные шприцы. И тогда лично мне сразу стало понятно, что это за люди: он бежит, по нему стреляешь, а он всё равно бежит. Словно машина.

– А местных они обижают?

– Разговаривал с бабушкой, которая просила нас помочь по дому. Она говорила, что заходят в хату без стеснения, берут всё, что хотят, кур постреляют, заберут. У них уже нет своих или чужих. Там за восемь с лишним лет всё так перемешалось.

– Погодите, эти же бойцы ВСУ позиционируют себя защитниками. И их адвокаты говорят: «Они родную землю защищают».

– Тогда скажите, почему они свою же землю долбят с 2014 года?

«Слышишь свист – падай»

В один из таких штурмов Евгения ранило осколком снаряда.

– Мы взяли укрепрайон, дальше обнаружили здания, где тоже сидел противник, – рассказывает он. – Некоторые отступили, кого-то положили, и тут по нам начинает бить артиллерия. Они успели передать координаты. Так и прилетел мой осколок. Потом госпиталь. После лечения меня вернули в нашу часть в Петропавловске заниматься подготовкой мобилизованных на полигоне. Затем подошло время ещё одной операции, и как раз сейчас у меня идёт период реабилитации после неё.

– Трудно работать с людьми на полигоне?

– Как вам сказать? Когда человека только мобилизовали, он ещё мало понимает, что происходит вокруг и что ждёт его дальше. В глазах у многих страх, это ведь гражданские люди разного возраста. Они работали, жили обычной жизнью, а здесь готовятся воевать. Мы все были ранены, поэтому исходя уже из собственного опыта старались рассказать, что знаем, помочь им, подбодрить, научить. Например, я по должности два года был пулемётчиком крупнокалиберного орудия. Мне дали группу из тридцати человек. Занимались с ними в классах, изучали тактико-технические характеристики оружия, учились собирать-разбирать орудие, заряжать ленты, укладывать короба и пристёгивать их, целиться, выявлять расстояние до противника по мушке пулемёта. На этом этапе многие мои курсанты отбросили страх, у них появился интерес даже. От них я слышал только то, что раз пришло время, значит, и им пора браться за оружие.

– И куда они потом?

– Наша бригада постоянно базируется в зоне боевых действий с Украиной. Нам нужно было набрать бригаду до полного укомплектования и подготовки, на это потребовалось два месяца. Все эти новобранцы относятся к штурмовой бригаде и отправляются в одно место, их не разбрасывают, люди друг друга знают, привыкают, так и служат вместе.

– Чего нельзя делать в бою?

– Мы старались внушить новобранцам главное: от аккуратности, дисциплины, осторожности зависит жизнь. Ни в коем случае нельзя пить, иначе один человек может подвести целое подразделение. Геройство вредит. Это когда, к примеру, не подумав, кто-то захочет сменить позицию при артобстреле, подойти ближе. Если артиллерия бьёт, чем ты ближе к земле, тем целее сам будешь. Вот что нужно понимать. Слышишь свист – падай, и всё. Больше ничего не делай. Падай там, где стоишь. Даже если этот свист ты слышишь изо дня в день. Нельзя привыкать, нельзя не опасаться – это ловушка.

– А что помогает среди этого свиста, взрывов и смерти сохранить себя?

– Товарищи. Они не дают тебе упасть духом, «загоняться» сильно, и ты им тоже. Ещё здоровое чувство юмора, когда мы подбадриваем друг друга, где-то смешим, шутим. Если уйти в себя, можно сойти с ума. Видишь, сидит в одну точку смотрит, – подошёл, плечом подтолкнул, сказал что-то простое. Человек отвлёкся, смотришь, взгляд нормальный, осознанный вернулся.

А дом где?

– После выздоровления вы настроены вновь вернуться в зону спецоперации?

– Несомненно. Повидаю всех родных, и можно ехать служить дальше. Моя рота тоже стала семьёй, и товарищей мне сейчас не хватает. Я продолжаю лечение, счастлив, что могу побыть дома, где не появлялся полтора года. Когда находился в командировке и, случалось, пропадала связь на неделю, начинал волноваться, как же там дома дела.

– Вы часто говорите о доме. А по ощущениям где ваш дом – здесь или в Петропавловске?

– Честно говоря, когда прилетал в отпуск, чувствовал себя как в гостях, хотя родился, вырос в Южном Урале, школу здесь же окончил. Камчатка пленит своей природой, это место, несравнимое ни с чем. Другие и люди. У них менталитет иной, и мне он, признаться, не нравится. Здесь я привык, что соседи меня знают, общаются, а там люди закрытые, неприветливые, колючие. Всё общение у жителей многоэтажки сводится к грызне за парковочные места. Словом, каждый сам по себе. И эта жёсткость, на мой взгляд, связана не с суровостью климата. Там мы все «понаехали». Кто на службу, кто на заработки. Коренных жителей гораздо меньше.

Старший матрос Евгений Евстифеев – обладатель созидающей профессии. Если бы он жил на гражданке и не было всего этого хаоса в мире, он строил бы дома. Этот молодой человек собирается получать высшее образование по профилю и пока считает себя неотделимым от российской армии. Армия для него тоже дом. И здесь он вместе со своими товарищами тоже созидает мир.