Чёрный сентябрь

65 лет назад за райцентром Тоцким вырос атомный гриб: испытали смертоносную бомбу.

Гость «Оренбуржья» – автор книги «Репетиция Апокалипсиса» Вячеслав Моисеев.

– Вячеслав Геннадьевич, определились две крайние точки зрения на это событие. Первая: испытания были необходимостью для атомного сдерживания США. Вторая: это был зверский эксперимент над своим народом, последствия которого ощущаются и сегодня. Какая из этих точек зрения вам ближе?

– Мне ближе третья точка зрения. Эти испытания были необходимы, потому что к 1954 году Соединённые Штаты значительно опережали Советский Союз в атомной гонке. Американцы в августе 1945-го, за четыре года до появления атомного оружия у СССР, нанесли атомные удары по Хиросиме и Нагасаки, убив разом до 100 тысяч человек, а в следующие пять лет от последствий этих ударов умерло ещё столько же мирных граждан Японии. В США разработали план «Дропшот», предусматривавший ядерную бомбардировку тремястами бомбами сотни крупнейших советских городов в ночь на Новый год. Американцы к тому времени провели уже восемь атомных учений с участием своих армии и флота. У нас же Тоцкие учения были первыми и единственными с привлечением войск. Здесь «поверялось атомной бомбой» всё – от техники, вооружений, укрытий, обмундирования, защитных комплектов до морально-психологического состояния солдат и офицеров перед картиной действия оружия страшной разрушительной силы.

При этом считаю огромной ошибкой решение тогдашнего руководства страны провести атомные учения именно в оренбургских степях. Тот аргумент, что Тоцкий район по рельефу похож на Германию, где предполагалось начало Третьей мировой войны – атомной, не просто неубедителен, он циничен по отношению к собственному народу.

– «Маршал Победы» Жуков мог бы отказаться от руководства испытаниями, ничем не рискуя. Его облик как-то меркнет для многих, кто узнаёт о его роли в тоцкой катастрофе. Помнится, то же произошло со мной у памятного знака на годовщине взрыва, когда мнение о вынужденной необходимости испытаний убеждённо высказал митрополит Леонтий, человек, вызывавший уважение.

– Георгий Константинович был, прежде всего, солдатом и, как любой солдат, жил по уставу. А устав гласит: приказы не обсуждаются, приказы выполняются. Если не согласен с приказом, сначала выполни его, потом обжалуй. Отказался бы Жуков – назначили бы другого маршала. Вот только если бы Жуков не взял на себя командование Тоцкими учениями, боюсь, 14 сентября 1954 года были бы не только косвенные, но и прямые жертвы атомного взрыва. Но в ходе подготовки и организации этих учений было продумано всё до мелочей. Отдельно – безопасность военнослужащих (они занимали позиции на максимально возможном в пределах Тоцкого полигона расстоянии от эпицентра и были обеспечены противогазами и общевойсковыми защитными комплектами – ОЗК) и мирного населения, которое эвакуировалось. Жителям многих сёл были даже построены новые дома в отдалении от эпицентра. Иное дело, что строились они на неудобьях, и люди со временем возвращались в свои родные деревни…

А владыка Леонтий для меня лично – святой человек, мудрый учитель, настоящий христианин и при этом патриот России. И я скорее соглашусь с его мнением, чем с любым другим.

– Ваше первое впечатление от картины испытаний на фото и в жизни?

– Фотографий и киносъёмок разрушений на самом деле я видел не очень много. Вероятно, значительная их часть до сих пор засекречена. Впечатления? Чудовищной силы джинна сначала Оппенгеймер и Теллер, а потом Курчатов и Сахаров выпустили из своих лабораторий. Совесть у Оппенгеймера и Сахарова со временем проснулась, они боролись за мир без атомного оружия. Но – что сделано, то сделано.

В жизни, в эпицентре Тоцкого атомного взрыва, когда я попал туда впервые летом 1988 года, всё уже было вполне пристойно – да, ни деревца, целая дубовая роща испарилась от взрыва, но трава росла. Разве что иногда под ногой хрустнет серый «ледок» 1954-го –  спёкшаяся в стекло под воздействием температуры 525 градусов Цельсия песчаная почва. Потому там и сделали полигон, что пахать и сеять на этих землях нельзя – почти сплошь супесь.

– Как вам удалось собрать материалы для книги в обстановке засекреченности и недоброжелательного отношения к правдоискателям?

– Информацию о Тоцком атомном взрыве я подспудно накапливал ещё с детства, со школьных времён, когда мне рассказывали о нём родители, родственники, знакомые, наш учитель начальной военной подготовки Николай Иванович Пастухов – сам участник тех учений. Надеялся, что рано или поздно напишу об этом. А с 1988-го уже сознательно и целенаправленно собирал сведения о том, что произошло у нас на Тоцком полигоне в сентябре 1954-го. Ездил в райцентр Тоцкое, в военный городок Тоцкое-2, встречался с местными жителями, с офицерами-отставниками, оставшимися жить возле родной части. Это было время перестройки и гласности, и люди уже не боялись рассказывать всё как есть. Никто для меня ничего не рассекречивал – ни командующий Приволжско-Уральским военным округом генерал Макашов, к которому я лично обратился с вопросом о тоцких событиях, ни архив Министерства обороны в Подольске, куда я приехал в 1999-м с челобитной от администрации области: «Окажите содействие». Слава богу, всё рассказали сами «атомные солдаты» и наши с вами земляки, пережившие тот ужас. Этого оказалось вполне достаточно для всех многочисленных газетных публикаций, а после и для книги «Репетиция Апокалипсиса», вышедшей двумя изданиями.

– Какие встречи с пережившими взрыв особенно легли в душу?

– Прежде всего с Владимиром Яковлевичем Бенциановым осенью 1990-го в Ленинграде, когда он, в 1954 году – лейтенант, участник Тоцких учений, собрал своих «атомных солдат» на учредительную конференцию Комитета ветеранов подразделений ветеранов особого риска. Полуслепой, в очках с толстенными линзами, с букетом заболеваний, вызванных воздействием радиации, он сумел создать структуру, которая реально помогала выжить тем, кто на себе испытал, что такое «ковать ядерный щит».

Затем с Леонидом Петровичем Погребным. Именно он, ветеринар, отбирал подопытных животных, расставлял их в укрытиях разного рода – от плетня до бетонного блиндажа, рассаживал в танках и бронетранспортёрах. А после собирал то, что от них осталось, если осталось. И рассказал мне обо всём этом с болью душевной, как человек, которому против воли пришлось отправить на смерть и мучения братьев наших меньших… Впрочем, подробности – в моей книге.

Ну и, конечно, с Ниной Кузьминичной Леоновой, жительницей сгоревшей в 1954-м в атомном пламени деревни Маховки. Сколько раз я приезжал к ней – и один, и с разными съёмочными группами! Она рассказывала о событиях 14 сентября простым крестьянским языком, ничего не утаивая и ничего не придумывая. С сыном двух с половиной лет и семимесячной дочерью она и муж на третий день после взрыва вернулись к разрушенному подворью. А там их встретил телёнок. «Чуть живой!» – восклицала Нина Кузьминична. Она всегда накрывала на стол гостям: яйца варёные, огурцы-помидоры-лучок со своего огорода, чай с конфетами. Стыдно бывало за столичных коллег, когда они даже от колодезной воды шарахались как черти от ладана, а уж за стол присесть – ни за что! Радиация же! Очень трепетно относились к своему здоровью. А как люди-то здесь живут 65 лет?!

– Как известно, главный урок истории в том, что мы его не учим. Как вы определили бы этот главный урок сен тября 1954 года?

– Была такая советская песня «Раньше думай о Родине, а потом о себе», музыка Фельцмана, слова Шаферана. Обращена песня, понятно, к гражданину СССР. Я бы к власти – и тогдашней, и сегодняшней – обратился с другими словами: «Раньше думай о людях, ведь они и есть Родина. А потом о себе».