Безвинно лишённые жизни

За семь лет существования при прокуратуре Оренбургской области отдела реабилитации жертв политических репрессий сотрудниками надзорного органа было пересмотрено порядка 23 тысячи уголовных дел.

 

Судили за 15 минут

Новый отдел появился при региональ­ной прокуратуре в 1994 году.

– Каждый день мы приходили в архив федеральной службы безопасности, доставали пыльные коробки с делами, изучали их, – рассказывает нынешний пенсионер Фаниль Ишбулатов. – Нашей задачей было реабилитировать всех тех, кто был осуждён по любым политическим мотивам – контрреволюционные агитации, саботаж, вредительство. Пересмотрели около 23 тысяч дел, по ним реабилитировали более 20 тысяч оренбуржцев, причём на до учесть, что это была уже третья волна реабилитации в стране.

Например, Александр Кожевников родился в 1894 году на территории нынешнего Соль-Илецка, тогда там жили казаки. До революции служил царю, а потом принял сторону большевиков и бомбил вражескую сторону со своего аэроплана.

– Александр был нас только смелым человеком, что у Советской власти про­сто не хватало наград, которыми можно было бы отметить его подвиги, – продол­жает Фаниль Анварович. – Ему вручали памятные изделия из золота – пистолеты, шашки, портсигары, их набрался целый сундук. К 1937 году он был в должности заместителя командующего военно-воз­душными силами Уральского военного округа в Свердловске. Но его арестовали и объявили активным участником воен­но-фашистского заговора…

Судебный процесс длился 15 минут. В своём последнем слове подсудимый просил сохранить ему жизнь, но его приговорили к расстрелу, приговор был исполнен в тот же день.

К делу Кожевникова были подшиты письма на имя Иосифа Сталина от быв­ших сотрудников Свердловской тюрьмы, где Александр находился до суда. В них во всех деталях описывается, что тво­рилось в этом учреждении – арестантов заставляли подписывать заранее под­готовленные протоколы с признанием своей вины, избивали, пытали, заводили в окровавленное помещение, г де про­исходили расстрелы, чтобы оказывать психологическое воздействие.

В Оренбурге расстрелы велись в под­вале здания народного комиссариата вну­тренних дел. Когда-то это был дом купца Хусаинова. Бывшие работники НКВД рассказывали, что людей расстреливали ночами, а чтобы заглушить выстрелы, за­пускали в это время двигатели автомоби­лей и газовали во всю мощь. Потом тела переносили в крытые грузовые машины, вывозили в нынешнюю Зауральную рощу и закапывали их рядом с Домом отдыха работников НКВД.

 

Никто не был застрахован от ареста

– Не было дел, к которым можно было бы отнестись с равнодушием, ведь за каждым из них люди, безвинно лишённые жизни, – рассказывает собе­седник. – Была инструкция из Москвы – составить в каждом районе списки из бывших кулаков, священнослужителей, купцов. Потом было указание просто состряпать на каждого своё уголовное дело. Когда человека арестовывали, про­токол допроса с вопросами и ответами уже был готов. На людей буквально не хватало статей Уголовного Кодекса, и их просто обвиняли в том, что они являют­ся социально опасными или социально вредными элементами.

Прокурора Оренбурга Степана Аста­фьева обвинили по трём статьям – вре­дительство, саботажничество, органи­зация контрреволюционной группи­ровки. Чтобы добиться подписи по д сфальсифицированным признанием, ему на девали мешок на голов у, изби­вали ногами, не дав али спать, морили голодом. Также объявили врагами на ­рода прокурора области и прокурора Беляевского района.

Работники народного комиссари­ата внутренних дел боялись не мень­ше остальных, особенно те, которые работали в сёлах: что делать, когда просто уже не на к ого будет заводить уголовные дела, ведь в этом случае они сами могут попасть под расстрел? Среди представителей НКВД были и те, к то отказался лишать ни в чём не повинных людей жизни, тем самым они подписывали себе смертный при ­говор. В отношении них прокурорски­ми работниками было пересмотрено 17 уголовных дел.

Фаниль Ишбулатов ушёл на заслужен­ный отдых в 2012 году с должности де­журного прокурора областной прокура­туры, до этого ещё занимался надзором за исправительными учреждениями. Но семь лет работы в отделе реабилитации жертв политических репрессий запомни­лись ему на всю жизнь.

– За комбайнёром, убирающим хлеб, приезжают прямо в поле, вытаскивают из комбайна, обвиняют в шпионаже, увозят, и больше его ник то никогда не видел. Это было жестокое время, – говорит со­беседник. – Когда я начинал работать с этими делами, я в сё не мог понять, как вообще удавалось заставлять людей пи­сать доносы друг на друга. Оказывается, каждый верил в то, что если он на кого-то покажет, то сам останется жив. Только вот на самом деле ник то не был застра­хован от ареста.

Если у объявленного врагом была жена, ей автоматически приписывали эту же статью и отправля­ли в АЛЖИР – Акмолинский лагерь жён изменников Родины.

Все доносы хранились в здании ре­гионального УМВД до 1962 года, потом было принято решение уничтожить их. По словам работавших в то время мили­ционеров, прямо во дворе Управления было сожжено около двух тонн бумаги.

Фанилю Анваровичу удалось сохра­нить копии некоторых документов. У него на руках доносы работников об­ластного драмтеатра на своих же коллег. Преподаватели «Агрозоотехникума» пи­шут, что оборудование некоторых кафедр давно не обновлялось, пришло в упадок, а значит те, кто за это ответственен – шпионы и враги народа.

– Я храню эти документы, чтобы мы все помнили о те х страшных временах и не повторяли таких ошибок, – говорит собеседник. – Я изучал трагические судьбы тысяч людей, поэтому знаю, о чём говорю: нет ничего страшнее, когда руководство страны раскалывает обще­ство и настраивает людей друг против друга.

 

Жанна Обломкина