В Греческом зале…

Я думал – музей как музей. А это не музей, а хуже забегаловки: горячего нет, один сыр и кофе. В Третьяковке хоть солянка была, а на вернисаже одна минеральная. Нет, думаю, тут не отдохнёшь…

Михаил Жванецкий для Аркадия Райкина

Сегодня, прямо тогда, когда ты держишь в руках эту газету, мой читатель, Международный день музеев. Поздравим себя! Тема настолько животрепещущая, актуальная и всеобъемлющая, что даже не знаешь, с чего и начать.

Казалось бы, столько всего было, столько видел. Амфитеатры в Греции, Ликийские гробницы в Турции и церковь Николая Чудотворца, Оружейная палата, Петродворец, Музей революции и знаменитый Пушкинский, ласково прозванный москвичами Пушкой.

А при слове «музей» всплывает в памяти нехитрый монолог Жванецкого в исполнении Райкина «В Греческом зале». Где человеку труда нельзя культурно распить. Всё потому, что очень долгое время посещение сего храма культуры и познания считалось излишеством или забавой. Прихотью «вшивой интеллигенции», потому как: «Чё на ентого Давида смотреть, когда зарабатывать надо?» Тем более это копия. За оригиналом надо во Флоренцию, но в Италии шмотки, там не до него.

А ведь музеи – это маленькие сердца страны. Говорю во множественном числе, потому что в каждом районном центре нашей необъятной, да что там, в каждом более или менее крупном селе они есть. И несут в них всё, что хотят сохранить для потомков, когда хранить больше некому. Кто мы без корней? Пыль на ветру.

Глядят на меня со стен старые фотографии с обожжёнными краями. Бородатые казаки в папахах, почтенные купеческие семьи, где барышни обязательно с зонтиками. Красноармейцы, что сфотографировались первый и последний раз в жизни. Я старательно обхожу работающие патефоны, старые радиолы, что мирно соседствуют с утюгами на углях, прялками и деревянной сохой. И ведь принесли многие дореволюционные вещи люди, которые ещё успели ими попользоваться. Долгожители. На своих двоих! Хлам для постороннего – драгоценные камни для посвящённых.

Музеи искусств – дело другое. Оживает на твоих глазах голландская школа, плавно переходя в другом зале в импрессионизм, постмодерн, соседствующий со старым добрым русским реализмом. На моих глазах разворачивается палитра мира, течения живописи, истончаясь, ломаются кисти художников, умирающих в нищете. И каждый раз я ухожу от них с желанием делать, творить. Потому что энергия живёт в каждом полотне, но есть особые, словно глядящие внутрь тебя.

Золотые фонтаны Петергофа, величие Екатерининского дворца в Царицыне. Как будто ещё чуть-чуть – и, шелестя подолом платья, спустится по ступеням императрица.

Особенно хорошо такие места действуют на людей, неделю как переехавших из хрущёвки и видевших это только на картинках, что, как известно, отнюдь не реальность. Это я о себе.

И бесконечная Третьяковка. Шёл бы далее, если бы ноги от долгой ходьбы не стали каменными. Мне бы спальник. Можно я тут до утра?

Ну и, конечно же, музей космонавтики в Центре управления полётами, где вот он, настоящий космический корабль, и внутри всё то же, с чем имели дело космонавты на орбите. ЭТО ЛЕТАЛО! И тюбик космической еды можно запросто купить в лавке рядом.

А ещё есть музеи-приколы, что ничуть не умаляет их исторической ценности. Как Музей чайников в Переславле-Залесском. Оттуда все выходят с улыбкой на лице, сам видел. Хочется сказать: «С праздником вас, хранители!».

Девушки из нашего музея ИЗО, прекрасные хозяева Музея имени Черномырдина, церемониймейстеры губернаторского, служители гауптвахты на Беловке и галеристы «Оренбургского пухового платка». У вас трудная работа делать этот мир чуть теплее и радостнее.

Спасибо.