Распевка в четырёх стенах

В условиях самоизоляции певцам, чтоб не потерять форму, приходится вместо сцены выходить в доме на середину зала.

Оперный певец Руслан Куценко вынужден был коротать карантин у своей матери в Оренбурге. Его путь к большой сцене когда-то здесь и начинался. Перед отъездом в Петербург Руслан Закирович пришёл в гости в редакцию газеты «Оренбуржье».

– Местом рождения в ва­шем блоге указан Петербург, а место обучения – школа № 39 в Оренбурге. Что за история стоит за этим перемещением?

– Да, я там родился, но жили мы, вообще-то, в Узбекистане. Когда мне было 7 лет, семья пе­реехала из Ташкента в Оренбург, и я стал учиться в 39-й школе. Моя мама, Ольга Алексеевна, – заслуженная артистка Узбек­ской ССР, она русская. Только сейчас понимаю, насколько было сложно получить звание, живя в союзной республике. Её приглашали в Москву, она вы­ступала перед первыми лицами государства, объездила с кон­цертами весь Советский Союз, была на гастролях во многих за­рубежных странах. В Оренбург мы переехали после развала Союза, на родину моего отца.

– Матушка оказала на вас влияние?

– Она доцент кафедры во­кального искусства Оренбург­ского института искусств имени Ростроповичей, сейчас уже на пенсии. У неё много учеников, подготовила, например, Марию Буйносову, приглашённую со­листку Большого театра.

Мама оказала на меня колос­сальное влияние, и первый опыт я получил от неё. В принципе, когда был ребёнком, жил её миром. Видел, как она выходит на сцену, ездит на гастроли. Сначала это забавляло, потом захотелось подражать. Я не всег­да был белой птицей в той же школе. Хотел заниматься му­зыкой, мне нравилось играть на фортепиано, но нравилось играть и в футбол. Сначала шёл в общеобразовательную школу, оттуда в музыкальную, а потом со сверстниками гонял в футбол. От этого страдали мои знания по геометрии. Меня даже в какой- то момент за плохую успевае­мость по этому предмету хотели исключить из школы. Но тем не менее я её окончил.

– Руслан, а когда обнаружи­лись ваши вокальные данные?

– В 2001 году девятилетним я участвовал в первом город­ском конкурсе «Долг. Честь. Родина», его организовывал руководитель военно-патрио­тического клуба «Подросток» Сергей Попцов. Я победил в но­минации «Исполнитель песен», и это очень вдохновило. Потом создали из поющих мальчиков трио – Дамир Музафаров, Ев­гений Завгороднев и я ездили с выступлениями по всей области.

После 9-го класса пошёл в колледж, потому что хотелось меньше заниматься той же гео­метрией и только музыкой. Он дал мне большую базу: фортепи­ано, сольфеджио, чтение с листа – всё это мне очень помогло. В Санкт-Петербурге я занимался шлифованием мастерства, а предметам уже уделялось мало внимания. В 18 лет я закончил колледж и почувствовал, что нужно продолжать занимать­ся, расти дальше. В академии Мариинского театра меня при­няла старшая сестра Валерия Абисаловича Гергиева, Лариса Александровна, уже больше 20 лет возглавляющая академию. Она воспитала целую плеяду исполнителей, среди которых и Анна Нетребко, и другие соли­сты, которые сейчас выходят на главную сцену театра. В акаде­мии я попал к педагогу народно­му артисту Грайру Грайровичу Ханеданьяну, он выдающийся человек. В Советском Союзе спел всё, что можно было спеть и где возможно. Однажды в Одес­ский театр приехали на гастро­ли известные певцы Николай Гринич и Мария Биешу. Гринич из-за болезни отказался петь. А Грайр Грайрович, не зная мате­риала, вышел и спел с листа. Ему сейчас 81 год, но он в отличной вокальной форме и передаёт нам, молодёжи, свой опыт.

Академия Мариинского те­атра наравне с Большим, на­верное, единственные в стране, имеют возможность поддержи­вать молодых певцов – ба лет­ную и оперную труппы, даже во время сегодняшнего карантина.

– А зачем вам институт Гер­цена, ведь вы уже были одной ногой на сцене Мариинского театра?

– Это было делом случая, как всегда и происходит. Я гулял летом по Невскому проспекту и увидел объявление о наборе на кафедру сольного пения в институт Герцена. Подал до­кументы без какого-то энтузи­азма, поскольку знал, что меня принимают в академию Мари­инского театра. Но решил по ­пытать счастья и здесь. Потому что академия – это стажировка, а институт Герцена – образова­ние, которое мне, безусловно, нужно. Не ожидал, что так полу­чится: на прослушивании сдал сольфеджио, сольное пение и вскоре увидел себя в списках зачисленных. Конечно, место терять не хотелось, и нисколько не жалею об этом. В институте Герцена я попал к выдающемуся певцу заслуженному артисту России Николаю Михайловичу Дунцеву.

– Расскажите о начале творческой деятельности.

– Мариинский театр входит в пятёрку самых влиятельных и больших в мире, наравне с Ла Скала. Конкуренция там очень большая. Если говорить о самом начале, со мной на партию претендовали четыре певца. Тогда я был ещё студентом, а те ребята уже закончили – один Петербургскую консервато­рию, другой Нижегородскую, третий – Московскую. Но в се 35 спектаклей спел я, была лишь одна замена. Когда первый раз выходил на выступление, был такой мандраж, чувствовал, как почва уходила из-под ног. Спектакль готовит колоссальное количество народа: артисты, режиссёры, художники сцены, костюмеры, и когда ты поёшь, осознаёшь огромную ответ­ственность. А ещё знаешь – в зале сидит около полутора тысяч человек. И ты, молодой студент, выходишь на сцену, на которой пел Фёдор Шаляпин, выступала Майя Плисецкая. У тебя одна только мысль – надо спеть, не подкачать.

– Как вы вживаетесь в об­раз?

– Вживаться помогают кон­цертмейстер и режиссёр, перед разучиванием каждой партии мы проходим какой-то курс. Нас обучают, заставляют читать, рассказывают историю. В про­цессе подготовки, а на каждую постановку уходит примерно 30 дней, ты постепенно входишь в образ героя. Едешь на работу или с работы, а в голове у тебя музыка. Это процесс не одного дня.

– Руслан, вы получаете удовлетворение, если ваш герой отрицательный? Были такие роли?

– Конечно, например, в опе­ре петербургского композитора Сергея Даневича, многим известной по сказке. Я там пел зло­дея, ссорил Кая и Герду. Любой герой имеет свою харизму. Для меня самое важное – похвала зрителя. Если ты вышел на сце­ну, играя хоть и отрицательного героя, спел хорошо и публика тебя полюбила, ты получаешь большое удовольствие. Теа­тральная работа ориентирована на получение отдачи от людей, что радует. Она мне кажется интересной, положительного ли я героя играю или отрицатель­ного. Это даёт импульс расти дальше.

Что из нового? Совсем не­давно пел партию Ленского из оперы «Евгений Онегин», готов­лю партию Альфреда из оперы «Травиата». Это всё репертуар­ные спектакли.

– Как переживаете режим самоизоляции?

– Непростое время не толь­ко для нашего театра, но и для всех творческих, музыкальных людей. Ведь артист должен вы­ходить на сцену хотя бы еже­недельно. Есть такая крылатая фраза: если не занимаешься один день, заметишь сам, не занимаешься два дня – заме­тят коллеги, не занимаешься три дня – заметит зритель. По­следний раз я выходил на сцену 18 марта, практически четыре месяца наша труппа без зрителей. Репетируем дома, но всё равно выходить на сцену под оркестр – сов сем иное. В Оренбурге распеваюсь у мамы. Наверно, немного нервирую соседей, потому что два раза в день занимаюсь по 20 – 30 ми­нут – распеваюсь и разучиваю какие-то произведения. Я дол­жен держать форму.

– Думаю, соседи рады, что вы приехали, может быть, они даже приглашают родствен­ников и друзей послушать хотя бы и через стену. Вы воз­вращаетесь в Петербург, и что там ждёт вас завтра и по­слезавтра?

– У нас есть большой проект с Русской православной церко­вью. Мой педагог Грайр Грай­рович Ханеданьян написал не­сколько духовных опер, которые будут идти в Петербурге, и даже есть планы спеть в Ватикане для Папы Римского.

– Довольно личный во­прос: вы христианин?

– Да, я христианин, два раза в неделю пел в Дмитриевской церкви, когда учился в коллед­же. Тогда там была настоятель­ницей матушка Серафима, она меня поддерживала. Как-то я пришёл помолиться в храм и встретил регента, которую тоже знал по колледжу. Она пригла­сила меня помочь. А потом из помощи это уж е переросло в регулярное пение.

– В Петербурге теперь не­мало выходцев из Оренбурга, и все по-разному переживают климат.

– Климат очень своеобраз­ный, не каждому подходит. Вот и я в первый год сильно болел. Но организм постепенно перестро­ился, я научился находиться и петь в таких условиях. А ведь для вокалиста серое небо – не очень вдохновляющая декорация. Твоей душе должно нравиться выходить на выступление и даже на репетиции петь с азартом, с искринкой в глазах.

– Руслан, вы весь в музыке, а как же детская страсть к фут­болу, всё в прошлом?

– Те мои умения очень даже пригодились. У нас бывают со­ревнования по футболу. Мари­инский театр – чемпион, не пом­ню уже сколькократный, среди театральных коллективов. Мы регулярно играем в футбол, у нас есть своя лига, свой регламент. Часто с коллегами за грани­цей, общаясь профессионально, встречаемся и на футбольном поле. Не всегда, правда, это идёт на пользу, однажды я получил травму и едва не сорвал выход на сцену.

Помимо футбола есть у меня ещё одно хобби. До пандемии удалось съездить в Красную Поляну за Сочи и покататься на сноуборде. Хватаешь холодный воздух, понятно, что это небезопасно, но я себе хоть и редко, однако ж позволяю покататься.

Матушка не одобряет этих моих увлечений. Она меня под­талкивает идти дальше по про­фессиональной стезе. Ей, как профессиональному фанатику своего дела, хотелось, чтоб я всегда добивался большего. Ей всегда мало. Я и сам иногда думаю: добился всего или нет? Конечно, ещё не всего. Хотелось бы спеть и в Ла Скала, и в Метро­политен-опера и добиться более серьёзных успехов.

  • Подпишитесь на нашу рассылку и получайте самые интересные новости недели

  • Добавить комментарий

    Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

    Scroll to top