Павел Милюков: «Музыка – это моя жизнь…»

Вечер 12 ноября собрал в стенах Оренбургской филармонии аншлаг. Разумеется, с соблюдением санитарных норм, предписанных Роспотребнадзором. Публику ждала встреча с известным скрипачом Павлом Милюковым.

Вместе с камерным орке­стром Оренбургской филар­монии под управлением заслу­женного артиста Республики Башкортостан Раушана Якупо­ва он представил программу «Бетховен-250».

Были исполнены увертюра «Леонора» №3, которой принадлежит слава одного из величайших чудес симфонического искусства, концерт для скрипки с орке­стром, считающийся наряду с «Крейцеровой сонатой» верши­ной скрипичной музыки Бетхо­вена, и симфония № 7, которую сам автор называл своей луч­шей симфонией.

Предлагаем вашему вниманию интервью с именитым гостем.

Сколько стоит море?

– Павел, ваши гастроль­ные маршруты пролегают по всему миру. Сильно ли отличаются поклонники ака­демической музыки в разных частях света?

– Может, я выскажу крамоль­ную мысль, но по большей части публика мало что понимает. Я ведь играю не саундтрек, а ве­ликую музыку. Дай бог, чтобы я сам её понимал процентов на десять. Есть, конечно, му­зыкально образованная часть слушателей. Но это в основном те, которым за 65 и которых се­годня не пускают в зал. Значит, образованных слушателей стало ещё меньше.

– Но ведь для того, чтобы чувствовать музыку, не обя­зательно иметь за плечами консерваторию.

– Да, вы правы. Если чело­век способен признаться себе в своих чувствах, он сможет по­чувствовать музыку. Но сполна оценить её красоту всё-таки не сможет.

– Репетиция закончилась, а вы не выпускаете скрипку из рук, будто не можете с ней расстаться. Это раритет?

– Это Страдивари. Великий инструмент. Такого в мире боль­ше нет. Мастера, которые его видели, сказали – лучшего ин­струмента просто не существует.

– Что отличает скрипку великого мастера от обычного инструмента?

– Что отличает нашу планету от Марса? На ней кислород есть. И тут (показывает на скрипку) тоже есть кислород. Меня удив­ляет, почему сегодня нельзя сделать такой инструмент?

– Кстати, да. Такие возмож­ности в XXI веке, такие меди­цинские операции научились делать – на грани фантастики, а превзойти Страдивари до сих пор не можем. Почему?

– Потому что жизнь стреми­лись продлить, а скрипка была никому не нужна. Сегодня всё мимолётно, одноразово. А этот инструмент сделан так, что су­ществует 306 лет без единой трещины.

– И не под стеклом лежит, а работает.

– Ну да. И эту уникальность мало кто может оценить. Боль­ше того, найдутся люди, которые скажут: «Да это ерунда».

– Или спросят: «Сколько стоит?»

– Однажды у Ростроповича спросили: «Сколько стоит ваша виолончель?» Он показал на море, мимо которого они шли, и задал встречный вопрос: «А сколько стоит море?»

– Вы даёте мастер-классы в России и Бразилии, как пи­шет Интернет. Почему имен­но в Бразилии? На родине бразильского карнавала так сильна скрипичная школа или, напротив, они хотят её развить?

– На самом деле я много где даю мастер-классы, но почему- то пишут о Бразилии. Сильная скрипичная школа была у нас. Но мы её растеряли. Сейчас она рассеяна по всему миру. А в Бразилии, как и в других странах Латинской Америки, не было не то что скрипичной школы, а высокой академической культу­ры. К большому сожалению для многих из тех, кто там живёт.

Нам рассказывают о том, как бразильские мальчишки грезят футболом, как Роналдо продал учебники, чтобы купить бутсы. Но не рассказывают про юных музыкантов, которые ходят в национальные библиотеки слу­шать классическую музыку.

В их национальных библиотеках есть много не точностей. На­пример, Рахманинов считается американским пианистом. Ну как же? Жил, писал и умер в Америке. Значит американец. Как и Стравинский. Так что до академической музыки там ещё далеко. Но что мог, я им дал. Хотя в основном преподаю в России.

• 

Почему Ширвиндт не стал скрипачом?

– Вы выступали с велики­ми дирижёрами, с прослав­ленными оркестрами. С кем работалось лучше всего? С кем ещё хотелось бы пора ­ботать?

– Я со в семи большими и великими хочу поработать, по­тому что с ними интересно. А маленьких и, как бы подобрать слово, чтобы никого не обидеть, хочется научить тому, что умею сам. С большими и великими работать одно удовольствие. Я учусь у них. Может, они на меня так же смотрят, как я на малень­ких. Не исключено.

– Ширвиндт рассказывал, как он прятался в туалете, ког­да отец заставлял его играть на скрипке. Многие музыкан­ты жалуются на загубленное детство. А как вы относились к музыкальным штудиям?

– Поэтому Ширвиндт и не стал скрипачом. А от те х му­зыкантов, кого я знаю, ни разу не слышал про загубленное детство. Конечно, мне хотелось поиграть и в футбол, и в хок­кей. Я и играл. Но понимал, что музыка – это моя жизнь. Я рано стал расчётливым. Лет в шесть, а я уже полтора года занимался музыкой, подумал: «Ничего лучше, чем играть на скрипке, не умею. Какой смысл начинать что-то другое? Куда дену эти пол­тора года?» И решил поднажать в музыке.

– Последствия пандемии не в последнюю очередь ска­зываются на людях искусства. Отменяются гастроли, играть приходится в зале с «социаль­ной рассадкой». Это не мо­жет, мягко говоря, не угнетать творческого человека.

– Когда узнаёшь о тяжёлой болезни, самое правильное – отнестись к этому с мудростью. Вот и мы должны так же отне­стись к пандемии. И извлекать уроки. Руки, например, начали мыть чаще, дистанцию держать. Что плохого?

Ну, а если говорить по большому счёту, сегодня прочитал интересную статью: в пандемию стал очень популярен некий онлайн-университет. Зна­чит, всё-таки есть люди, которые стараются извлечь пользу из нынешней ситуации, получить образование. А когда началась пандемия, мы играли в пустом зале. Эти трансляции слушала аудитория в десятки, а может, и в сотни раз большая, чем мог вместить зал. Значит, всё не так плохо.

– Ваш любимый компо­зитор?

– Сегодня вечером – Бетхо­вен. А вообще, назвать кого-то одного трудно. Столько вели­ких людей написало столько великой музыки. Сами по себе, будучи далеки от совершенства, они создали шедевры, которые способны приблизить нас к тому совершенному, что есть над нами.

Мы же знаем, что есть что-то более совершенное, чем мы. Наверное, шаманы и кол­дуны тоже могут. Я не знаю. Но музыка точно может.

Павел Милюков – выпускник Московской государственной консерватории имени П. И. Чайковского, там же окончил аспирантуру. В дальнейшем обучался в Венском университете музыкального и исполнительского искусства. Преподаёт на кафедре скрипки Московской консерватории. С 2007 года постоянный солист Санкт-Петербургского дома музыки. С 2012-го солист Московской государственной академической филармонии. Сотрудничает с ведущими симфоническими оркестрами мира.

Наталия Веркашанцева