Мёрзнут руки и ноги и негде сесть,
Это время похоже на сплошную ночь,
Хочется в тёплую ванну залезть,
Может быть, это избавит меня от тоски по вам,
Солнечные дни.
Виктор Цой. «Солнечные дни»
Ночь переходит в ночь, и если повезёт, то яркое бескомпромиссное солнце – по короткой дуге горизонта. Такое время. Ночник в моей комнате можно не выключать.
Серый туман из-за жахнувшего мороза грозит тем, что из него вот-вот выползет нечто по роману Стивена Кинга. Но выползают всего лишь унылые мысли сограждан в чёрных пуховиках. Поставленные, но незажжённые ёлки призрачными силуэтами виднеются на фоне исчезающего в темноте неба.
Фонари за окном горят почти целый день.
В это время я не верю глазам, я верю часам,
И теперь я занят только охраной тепла,
Вот ушёл ещё год, сколько останется нам…
Впрочем, если повезёт, перед наступлением тьмы можно увидеть и как следует разглядеть свет. В сумерках яркий, словно живая искрящаяся новогодняя игрушка, шарик по-прежнему садится за горизонт (кто бы мог по думать, правда, читатель?), и снова чудеса, поэзия, игра…
Всё ненадолго оживает, и грязный, исхоженный собаками городской снег не так печален, и утоптанный старый парк с остатками полувековых деревьев зажигается светом почище молчащей украшенной ёлки.
И всё это длится каких-то 30 минут. И я бегу, немного пугая прохожих, я ловлю это солнце, и внутри распускается нечто робкое, но красивое. То, чего мы, толкая друг друга плечами, обычно боимся. А вдруг увидят. Наступят.
Дальше синие сумерки под руку с трескучим морозом, и в них особенно демонически выглядят стаи птиц. Галки, гнездящиеся в соседней роще, всё никак не могут угомониться и носятся по стремительно вечереющему небу. Как тревожные мысли ворочающегося на скрипучей кровати старика, к которому не идёт сон.
Зимние сумерки человеку тревожны. Особенно если он стоит вдалеке от жилья, а впереди лес. Представили?
В романе Кена Кизи европеец спросил у одного шамана на Крайнем Севере, отчего их народ изображает белого медведя практически злобным существом из преисподней, на что тот удивлённо вскинул брови и ответил: «Разве ты не понимаешь? Медведь – это самая настоящая смерть».
Так и зима. Если исключить городскую иллюминацию, покатушки с горки и отопление, в ней не так много радостного. Особенно ночью. Она беспощадна.
Но пока сумерки. И блики заката ещё пляшут на стволах заиндевевших берёз. Люди останавливаются, смолят сигареты, наспех провожая прожитый день, и рвутся в тепло жилья.
К теплу любимых. Желаю успеть.