Пасха приходит не сразу. На неё нужно настраиваться, словно ловить хорошую музыку на радиостанциях. Мучительно сквозь весну, перемены и ветер, сквозь попсовое враньё о любви и диджеев, искрящихся поутру странным весельем.
Ты прислушиваешься и крутишь ручку внутренних настроек, пока не услышишь глубокий уверенный голос, перекрывающий весь этот щебет и треск: «Привет. С вами говорит Бог».
И голову вверх на колокольный звон, соединяясь на секунды с теми, к то ушёл навсегда, глядя на свечи до слёз искупления. Или это просто ветер, метущий пыль по улицам, попал в глаза. Яйцо, символ жизни, нынче многозначно отливает красным, и этой жизни хочется полной, без ограничений, без сумрачных забот о кошельке, без страха за близких. Люди идут к храму и видят в нём утешение, и частицу этого места приносят в свои дома.
Они существуют, эти намоленные места, куда ноги приводят сами. Казалось бы, и церковь не самая величественная, и домишки вокруг покосившиеся, позапрошлого столетия, а всё равно душа, минуя центральные улицы и сияющие новым золотом купола, спешит туда. В тишину.
Ведь вера – это история, вера – это машина времени, рычаг которой можно повернуть на пару столетий назад и увидеть, как в такой же праздничный день по-другому одетые люди пекут куличи. Вокруг не будет многоэтажек и «самоходных повозок», но храм останется неизменным. Почти.
Как монахи, что уходили в пустыню во время Великого поста, просили друг у друга прощения и прощались, потому что могли погибнуть от голода и хищников, так и многие мирские сейчас уходят каждый день за тонкую красную линию. Хочется, чтобы Господь помог им и сберёг. И пусть я могу сейчас подвергнуться порицанию, но Пасха, на мой взгляд, это не про освящённую еду и не про «нельзя убираться». Это прежде всего про то, как не пасть духом, когда тяжело, как сохранить себя. Про «смертию смерть поправ».
Я часто работаю в это Светлое воскресенье и даже не допускаю мысли, что грешу. Мои снимки в этот день сродни молитве, и я уверен, что ОН на моей стороне. ОН поймёт.