За семь лет существования при прокуратуре Оренбургской области отдела реабилитации жертв политических репрессий сотрудниками надзорного органа было пересмотрено порядка 23 тысячи уголовных дел.
Судили за 15 минут
Новый отдел появился при региональной прокуратуре в 1994 году.
– Каждый день мы приходили в архив федеральной службы безопасности, доставали пыльные коробки с делами, изучали их, – рассказывает нынешний пенсионер Фаниль Ишбулатов. – Нашей задачей было реабилитировать всех тех, кто был осуждён по любым политическим мотивам – контрреволюционные агитации, саботаж, вредительство. Пересмотрели около 23 тысяч дел, по ним реабилитировали более 20 тысяч оренбуржцев, причём на до учесть, что это была уже третья волна реабилитации в стране.
Например, Александр Кожевников родился в 1894 году на территории нынешнего Соль-Илецка, тогда там жили казаки. До революции служил царю, а потом принял сторону большевиков и бомбил вражескую сторону со своего аэроплана.
– Александр был нас только смелым человеком, что у Советской власти просто не хватало наград, которыми можно было бы отметить его подвиги, – продолжает Фаниль Анварович. – Ему вручали памятные изделия из золота – пистолеты, шашки, портсигары, их набрался целый сундук. К 1937 году он был в должности заместителя командующего военно-воздушными силами Уральского военного округа в Свердловске. Но его арестовали и объявили активным участником военно-фашистского заговора…
Судебный процесс длился 15 минут. В своём последнем слове подсудимый просил сохранить ему жизнь, но его приговорили к расстрелу, приговор был исполнен в тот же день.
К делу Кожевникова были подшиты письма на имя Иосифа Сталина от бывших сотрудников Свердловской тюрьмы, где Александр находился до суда. В них во всех деталях описывается, что творилось в этом учреждении – арестантов заставляли подписывать заранее подготовленные протоколы с признанием своей вины, избивали, пытали, заводили в окровавленное помещение, г де происходили расстрелы, чтобы оказывать психологическое воздействие.
В Оренбурге расстрелы велись в подвале здания народного комиссариата внутренних дел. Когда-то это был дом купца Хусаинова. Бывшие работники НКВД рассказывали, что людей расстреливали ночами, а чтобы заглушить выстрелы, запускали в это время двигатели автомобилей и газовали во всю мощь. Потом тела переносили в крытые грузовые машины, вывозили в нынешнюю Зауральную рощу и закапывали их рядом с Домом отдыха работников НКВД.
Никто не был застрахован от ареста
– Не было дел, к которым можно было бы отнестись с равнодушием, ведь за каждым из них люди, безвинно лишённые жизни, – рассказывает собеседник. – Была инструкция из Москвы – составить в каждом районе списки из бывших кулаков, священнослужителей, купцов. Потом было указание просто состряпать на каждого своё уголовное дело. Когда человека арестовывали, протокол допроса с вопросами и ответами уже был готов. На людей буквально не хватало статей Уголовного Кодекса, и их просто обвиняли в том, что они являются социально опасными или социально вредными элементами.
Прокурора Оренбурга Степана Астафьева обвинили по трём статьям – вредительство, саботажничество, организация контрреволюционной группировки. Чтобы добиться подписи по д сфальсифицированным признанием, ему на девали мешок на голов у, избивали ногами, не дав али спать, морили голодом. Также объявили врагами на рода прокурора области и прокурора Беляевского района.
Работники народного комиссариата внутренних дел боялись не меньше остальных, особенно те, которые работали в сёлах: что делать, когда просто уже не на к ого будет заводить уголовные дела, ведь в этом случае они сами могут попасть под расстрел? Среди представителей НКВД были и те, к то отказался лишать ни в чём не повинных людей жизни, тем самым они подписывали себе смертный при говор. В отношении них прокурорскими работниками было пересмотрено 17 уголовных дел.
Фаниль Ишбулатов ушёл на заслуженный отдых в 2012 году с должности дежурного прокурора областной прокуратуры, до этого ещё занимался надзором за исправительными учреждениями. Но семь лет работы в отделе реабилитации жертв политических репрессий запомнились ему на всю жизнь.
– За комбайнёром, убирающим хлеб, приезжают прямо в поле, вытаскивают из комбайна, обвиняют в шпионаже, увозят, и больше его ник то никогда не видел. Это было жестокое время, – говорит собеседник. – Когда я начинал работать с этими делами, я в сё не мог понять, как вообще удавалось заставлять людей писать доносы друг на друга. Оказывается, каждый верил в то, что если он на кого-то покажет, то сам останется жив. Только вот на самом деле ник то не был застрахован от ареста.
Если у объявленного врагом была жена, ей автоматически приписывали эту же статью и отправляли в АЛЖИР – Акмолинский лагерь жён изменников Родины.
Все доносы хранились в здании регионального УМВД до 1962 года, потом было принято решение уничтожить их. По словам работавших в то время милиционеров, прямо во дворе Управления было сожжено около двух тонн бумаги.
Фанилю Анваровичу удалось сохранить копии некоторых документов. У него на руках доносы работников областного драмтеатра на своих же коллег. Преподаватели «Агрозоотехникума» пишут, что оборудование некоторых кафедр давно не обновлялось, пришло в упадок, а значит те, кто за это ответственен – шпионы и враги народа.
– Я храню эти документы, чтобы мы все помнили о те х страшных временах и не повторяли таких ошибок, – говорит собеседник. – Я изучал трагические судьбы тысяч людей, поэтому знаю, о чём говорю: нет ничего страшнее, когда руководство страны раскалывает общество и настраивает людей друг против друга.
Жанна Обломкина