Жизнь как пазл

Беда – больше никак не назовёшь то, что произошло в одной из оренбургских семей. Ужасен и факт случившегося и его последствия, а главным пострадавшим в этой истории оказался ребёнок.

 

День, который изменил всё

Несчастье произошло в сен­тябре 2015 года. К тому времени Елена уж е три года как развелась со своим супругом Евгением, с которым у них был общий ребёнок – 6-летний Мат­вей. Вместе с тем отношения с бывшими свёкром и свекровью удалось сохранить, иногда они брали внука погостить к себе. Так было и в тот день.

Андрей Васильевич позво­нил Елене и с просил, можно ли забрать Матвея из детского сада, чтобы погулять с ним. А вечером, ближе к семи часам, позвонила бабушка и без в ся­ких предисловий сказала, что нужно разрешение Лены на госпитализацию Матвея…

– Я ничего толком не поня­ла, побросала вещи в рюкзак и поехала в больницу, – расска­зывает мать. – Пока оформляли документы, Андрей Васильевич и Лилия Анатольевна коротко рассказали, что жгли на даче мусор и каким-то образом в костёр попал пульверизатор из-под автомобильной краски. Он взорвался – осколки поранили Матвея.

В это время сына вы­вели в коридор две медсестры. Он был в шоковом состоянии, не разговаривал, ни на что не реагировал. И смотрел в пустоту. Один глаз и грудь у него были перевязаны.

Как я потом узнала, на момент госпитали­зации второй глаз у него тоже не видел…

Медики переживали за рану на груди: порез оказался на­столько глубоким, что, воз­можно, было травмировано лёгкое. К счастью, рентген это исключил. И всё же операция длилась несколько часов.

Уже глубокой ночью к одиноко си­дящей в больничном коридоре матери вышла врач и сказала, что сожалеет, но от глаза Мат­вея ничего не осталось. Более того, под большим вопросом и второй глаз…

 

Разлад и делёж

Елене надо было выходить на работу, ей закрыли больничный.

– И тогда я поняла, что оста­лась одна, ждать помощи от родственников бывшего мужа больше не стоит, – говорит со­беседница. – А ведь я, несмотря на наставления полицейских, даже отказалась писать заявле­ние на возбуждение уголовного дела по статье «Причинение тяжкого вреда здоровью», дума­ла, ведь они всё-таки бабушка и дедушка.

Восемь операций было сде­лано мальчику за год в Оренбур­ге и Уфе по квоте. Но по­стоянно нужны были деньги на лекарство, дорогу в Уфу, снима­емую там квар­тиру. Женщина искала деньги где только могла, даже обрати­лась за помощью к оренбуржцам через одну из газет.

В сентябре про­шлого года мать пода­ла гражданский иск на бывших родственников о возмещении материаль­ного ущерба и компенсации морального вреда. Хоть так и не было установлено, кто бросил пульверизатор в костёр, внук или дедушка, Елена уверена, что взрослые виноваты, не ус­ледили.

Суд приговорил взыскать с ответчиков 1 миллион 200 тысяч рублей.

Елена собирала справки о недвижимости родителей быв­шего мужа для обеспечения ис­полнения иска и удивилась, что уже через месяц после происше­ствия ответчики переоформили недвижимость.

– Ещё когда мы лежали с сыном в больнице, они по да­рили оформленную до этого на свёкра 3-комнатную квартиру отцу Матвея, их старшему сыну. Потом переоформили на мать Лилии Анатольевны 1-комнат­ную квартиру, – рассказывает Елена. – А 2-комнатную решили продать, но не успели.

Апелляционный суд оставил общую сумму взыскания не­изменной – 1 миллион рублей Матвею и 200 тысяч его маме.

 

Беда, к сожалению, не объединила

После произошедшего Мат­вей изменился: замкнулся, стал агрессивным, никого к себе не подпускал, даже старшую 11-летнюю сестру, с которой до этого они были лучшими дру­зьями, всего боялся, не выходил из дома.

Елена нашла психолога, обзванивала врачей по всему миру, отправляла диагноз сына в Уфу, Москву, Санкт – Петербург, Самару, вышла на хирурга из Израиля. Но её ник то так и не обнадёжил. Специалисты твердили в один голос – глаза уже не вернуть.

В прошлом году мальчик по­шёл в первый класс, и накануне ему поставили в уфимской боль­нице искусственный глаз.

– Когда после протезирова­ния сын увидел себя в зеркале, он чуть не расплакался от сча­стья, – дрожащим от слёз голо­сом рассказывает Елена. – Он у меня вообще боец. Но ночами до сих пор периодически возвраща­ется в тот день, просыпается от кошмаров и говорит, что иногда ему снится радуга, которую он видел после взрыва.

Боится оста­ваться в темноте. И очень часто использует слово «взрыв»: «это надо взорвать», «это взорвётся». Психолог говорит, это агрессия, которую ещё долго придётся снимать.

За первые три месяца учеб­ного года зрение второго глаза упало на 50 процентов. Но маль­чик не сдаётся, пытается найти себя в чём-то другом. Оказалось, он любит книги про животных, заниматься домашними делами и даже готовить еду, ему не т равных в шахматах и сборе лего.

Елена говорит, что всё рас­сыпалось, как паз л, на кусоч­ки, собрать заново так, как это было, уже не получается. Но жизнь продолжается, и поэто­му просто приходится на место некоторых прежних кусочков ставить новые.

Бытует мнение, что беда объединяет, но в данном слу­чае, к сожалению, получилось наоборот.

Ещё вопрос, от чего сегодня больше страдает Мат­вей – от физической травмы или травли самых родных для него людей? Просто необходимо, чтобы любовь родных к этому и без того с лихвой пострадав­шему ребёнку в итоге оказалась сильнее, чем стремление искать виноватых.

Не ребёнок выбирает себе родителей, поэтому, мама, папа, дедушка и бабушка Матвея ради сына и внука должны научиться жить в мире между собой. А пока они мечут копья друг в друга, попадают только в израненное дитя.

 

Прямая речь

Андрей Васильевич, дедушка Матвея:

 – Это был несчастный случай, а меня во всех СМИ представили каким-то монстром, который чуть ли не пальцем выковыривал внуку глаз. А мама Матвея просто решила воспользоваться случившимся, чтобы получить деньги. У самой же две квартиры, загородный дом и ездит на джипе.

Я подавал апелляцию на решение суда не из-за денег, а из-за того, что на меня вылили ушат грязи, перевернули всё с ног на голову, вплоть до того, что Елена якобы не знала, что я забрал внука и повёз его на дачу.

Через два месяца после происшествия мы разговаривали с ней, она сказала, что отстанет от меня, если я подпишу квартиру на Матвея. Я ответил, что подпишу, но с одним условием, что она подпишет отказ от ребёнка.

В СМИ пишут, что бабушка с дедушкой якобы открестились от внука. А ведь

Матвей с самого рождения и до трёх лет, до развода Лены с моим сыном, жил у меня, не отходил от меня ни на шаг, я кормил его, одевал, обувал, водил в детский сад, воспитывал.

Когда его мама приходила, он от неё прятался, не хотел идти к ней. А теперь она перекрыла все доступы к нему: не пускает домой, не даёт общаться с ним по телефону, электронной почте.

Пришёл навестить его в школу, она вызвала туда наряд полиции. А я всё равно продолжал перечислять деньги для внука и приносил гостинцы, которые оставлял под дверью квартиры.

 

Ирина Кузнецова, педагог-психолог:

– Я работала с Матвеем несколько месяцев. Хорошо, что мама обратилась сразу и помощь оказана своевременно. У мальчика был посттравматический синдром – следствие физической и психологической травмы, тяжёлое, подавленное состояние. На сеансы они ходили довольно плотно, еженедельно, поэтому результат есть.

Но качество жизни Матвея, безусловно, ухудшилось. Он был лидером, активистом и в один миг оказался закрытым от всего, морально ему было очень тяжело. В таких ситуациях многое зависит от родных. На нашей последней встрече я разговаривала с его мамой и подчеркнула, что родственникам нужно объединиться, а сделать это, воюя друг с другом, не получится. Искать виноватых – это дорога в никуда.

Ребёнку нужен душевный комфорт, нельзя раздирать его на части. Каждый должен сделать всё зависящее от него, пусть даже придётся сделать для этого максимум усилий над собой, чтоб сгладить ситуацию. Надо сесть и поговорить, как жить дальше, ведь они одна семья, независимо от того, как относятся друг к другу.

Мы не выбираем родных, а недостатки есть у каждого. Нужно простить, тогда придёт и всё остальное.

У ребёнка должна быть семья, возможность общаться со всеми родными, поддерживать с ними связь.

Иначе вся эта вражда в совокупности с детской травмой не приведёт Матвея в будущем ни к чему хорошему.

 

Жанна Обломкина