Дикорастущее лето ударило в лоб жарой и яркими брызгами зелени. Даже борщевик у дома, возле леса, выше крыши.
Дым костра поздним вечером щиплет нос уставшему путнику, а пламя не может угнаться за уходящим солнцем и остаётся, словно его часть, рядом. Где-то возле ног
Горы, хранящие тайны, на горизонте. Волшебство летнего дождя – это когда запах и безотчётная радость. Сколько бы тебе ни было.
Это время летит на всех парах, и мы в вагонах, согласно купленным билетам, промчались уже половину пути. Сохраним этот «проездной документ» в виде фотокарточки, сделанной ярким днём, ведь придёт время её разглядывать.
За рекой в наступивших сумерках тяжело вздыхает город чёрной копотью асфальта, усталыми глазами плетущихся машин.
Знойное марево остаётся в квартирах, исчезая лишь утром, оставив круги недосыпа на лицах сограждан и пот на простынях.
Лето. Окно в беспощадное тепло. Забытые игрушки на детской площадке и свет позднего вечера. Листья мяты в чае. Бьющаяся в стекло ночная бабочка.
А ещё разные стихи, от надломленной ночи до парящей песни.
Змей
Кто-то на небе уже откусил пол-луны,
Разведены все мосты облаков для рассвета,
И виноват без вины
Здесь без сумы и казны,
снова прописан кавардак наступившего лета.
Там, наверху, парень в лодке, забыв про весло,
Гасит звезду за звездой, словно тихие свечи,
Ветром его принесло,
Ведьминым знакам назло
Он говорил для людей очень странные речи:
«Здесь плавает хитрый змей, ищет твою любовь –
золото на ветрах,
Ты лишь разгадать сумей тайну в её глазах,
тайну в её глазах…»
Я отошёл, лишь услышав чужие слова,
Два мужика предлагали мне срочно стать третьим,
Тлели в костре дрова,
Пела в ночи листва,
Кто-то храпел и, возможно, был счастлив лишь этим.
Скоро дороге полвека, и всё поделом,
Предпочитал сто дорог постоянному хлебу,
Но покидая дом,
Помнил всегда о том,
Что говорил странный парень, плывущий по небу:
«Здесь плавает хитрый змей…»
Олег Рукавицын