После 25-летнего самарского перерыва в Оренбурге снова поселилась поэтесса Диана Кан. Теперь она руководит областным литобъединением имени Аксакова и твёрдо намерена привести его к статусу народного.
Обласканная признанием, в 2005-м включённая в список классиков XX века, этой весной она получила ещё и премию «Оренбургская лира».
Ревнивая свекровь Самара,
Сварливый свёкор Оренбург
– Диана Елисеевна, история понятная: развелись с мужем, решили сменить город. Но почему Оренбург? Вы крупный автор, могли бы осесть в столице, тем более и Москва вам не чужая, вы там учились.
– Москва, Москва…
Как та свинья,
Которой не до поросят,
Когда залётные князья
Её саму вовсю палят…
В Москве можно стать хорошим редактором, издателем, но не творцом. Там много суеты, а движуха отвлекает. Вдохновение даёт только провинция.
– Каким вы нашли Оренбург после Самары?
– Оренбуржцы более осторожные, сдержанные в словах, более домовитые, укоренённые, действительно чтут традиции. Тут степь, и если не будешь крепко держаться за корень, не выстоишь. В Самаре, например, принято восхищаться Разиным и Пугачёвым, а оренбуржцы видят этих персонажей с оттенком государственных преступников. Позиция здесь более государственническая. Но это нормально для приграничного города.
– А чему вас научила Самара, жизнь на берегу Волги?
– Разбойности, волжской раздольности. Поэт не должен быть паинькой. Самарская школа поэзии этим и отличается. Я принадлежу скорее к питерской школе: Блок, Ахматова – это классика, строгие, стройные, чеканные стихи. А в Самаре я стала как ансамбль Моисеева, где балетные танцоры исполняют народные танцы.
– У вас есть такие строчки: «Юность, почитавшая отчизной // Стайку в небо рвущихся берёз… Ничего не знавшая о жизни // И её любившая до слёз». А что вы узнали о жизни с годами?
– Что не нужно много требовать от людей. Они такие, какие есть. Могут и предать, и подставить. Когда я только приехала в Самару, поначалу не могла вписаться. Самарцы мне показались жестокими, циничными, я была просто в отчаянии. И поняла, что не случайно в Самару приехал адвокат Володя Ульянов, а уехал вождь мирового пролетариата или приехал провинциальный писатель Максим Пешков, а уехал буревестник революции. Но я самарцев люблю за открытость и широту взглядов.
Проспись, дядя!
– А точно дело в городе, а не в профессиональной среде? Известно ведь, что творческие коллективы самые ядовитые.
– И в профессиональной среде тоже. У меня подруга работала в торговле, начала писать стихи. И вот жалуется: «Пришла к писателям, думала, отдохну от торгашей. Куда там! Поняла, что в торговле-то ещё люди работают!» Писатели вообще с раненой психикой. Приличия соблюдают – уже спасибо. Меня один знакомый предупреждал однажды: «Сейчас придут два батюшки, оба стихи пишут, но друг друга просто ненавидят». А я говорю: «Ничего страшного, пусть приходят, у нас тут все друг друга ненавидят».
– Наверное, раненая психика как раз подходящая почва для стихов…
– Посмотришь, вроде обычный человек – два уха. А потом читаешь и удивляешься, неужели это он написал? У Пушкина, помните?
Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботы суетного света
Он малодушно погружён…
Один писатель мне рассказывал: видит, девушка в метро читает его книгу. Он подсел и говорит: «А ведь это книга моя!» А она ему: «Дядя, проспись!» А ещё помню, когда училась на Высших литературных курсах, с нами выпивал однокашник Рубцова, пожилой уже дядечка. И он всё сокрушался: «Как же Колька Рубцов стал великим поэтом?!» Да не Колька стал. Стихи стали! Автор прилагается к стихам. Сесть и придумать стихи нельзя, если тебе их Бог не даст. А чем талантливее стихи, тем они более пророческие. Я написала когда-то:
Я вернусь по весне,
Я вернусь по весне,
Високосной весной,
Разве этого мало?
И это сбылось. И много ещё чего личного сбылось.
О ностальгии и предчувствии
– Тогда надо писать только о позитивном, о любви, притом взаимной.
– Как Рубцов говорил, о чём писать, на то не наша воля. Есть поэты, которые на одного коня сели и всю жизнь на нём едут. Мне нужна целая конюшня. Ещё 10 – 15 лет назад моя патриотическая лирика была более эпичная, былинно-богатырская. В стране был бардак, а силы можно черпать только из корня. А теперь патриотические стихи стали менее гражданственными, более личными, ближе к любовной лирике.
– Приведу ещё пару ваших строк: «Ужель нас за то упрекнёте? Едва ли! …Что самое лучшее время застали». Скучаете о Советском Союзе?
– Хорошие были времена, если не считать геронтократии. Тогда литература была делом государственной важности, писателям жилось сытнее. Правда, с набитым ртом многого не скажешь. Но люди были защищены, страна сильна.
Вот так и живём с ощущеньем утраты
Огромной страны, превращённой в туман…
Мы не диссиденты и не демократы.
Мы – дети рабочих и внуки крестьян.
Да, ходили строем. Но мне нравилось. Чувствуешь себя частью чего-то единого. Но я могу ходить строем до определённого момента, а дальше хочу быть одна. Говорят же, есть время объединяться и время уединяться.
– А сейчас какое время?
– Время сосредоточения. Надо сосредоточиться, как перед боем, чувствуя спину товарища.
Немножко попашет – попишет стихи
– Возвращаясь к сытости писателя. На что сегодня живёт поэт? На миллионные гонорары от изданных книг?
– Если бы! В Оренбуржье и нет пока моих изданных книг. Это в планах. Всё осталось в Самаре. Работаю в Доме литераторов и живу на зарплату. Редактирую, рецензирую, провожу семинары. Стихи тоже пишу. Писатель должен писать, а кто-то другой – его продвигать, тогда может быть коммерческий эффект.
– В одном из интервью ваш бывший супруг поэт Евгений Семичев сказал: «Если муж сидит и смотрит в окно, жена думает, что он бездельничает, а он сочиняет стихи».
– Вот потому он и бывший. (Смеётся.) Мне мама говорила, какой бы ты ни стала великой поэтессой, женских обязанностей с тебя это не снимает: нужно выйти замуж, родить хотя бы одного ребёнка, готовить, дом содержать в чистоте… Сейчас у меня третий брак, но все мои мужья меня любят. У нас с Семичевым случались разногласия, но не на бытовой почве, спорили о политике, о поэзии, на мировоззренческие темы.
– Оренбургские корейцы вами гордятся, но в ваших стихах не слышно этнических ноток.
– Не чувствую к тому импульса. Дочка моя, да, интересуется японскими корнями (по папиной линии бабушка моя – японка, дедушка – кореец). А я прежде всего русская поэтесса.
– Дамы, пишущие стихи, порой обижаются на слово «поэтесса». Говорят: «Я поэт!»
– Егор Исаев, поэт, лауреат Госпремии, назвал меня лучшим поэтом России, не поэтессой. Сказал: «У неё в стихах больше мужества, чем у иных мужиков».
– Мужество в том, чтобы говорить правду?
– Я не считаю, что правду надо говорить всегда. Правда должна помогать. Правдой можно и убить. Мужество в самоиронии. Обычно женщины слишком серьёзно ко всему относятся, и к себе в том числе.
Она текла, беспечна и вольна.
Она текла-текла, не утекала
– Можно сказать, почти через всё ваше творчество течёт Волга. Вы её с собой ассоциируете?
– Да. Кан на сибирском наречии означает «река». Река берёт в себя притоки.
Хотя есть много легенд о том, что не все хотят впадать в Волгу. Мы привыкли думать, что Ока впадает в Волгу, а в Нижнем Новгороде говорят: «Нет, ещё неизвестно, кто в кого впадает, в месте впадения Ока глубже, чем Волга». В учебниках пишут: «Кама впадает в Волгу». А в Татарстане говорят: «Нет, Кама в месте впадения шире Волги».
– Красивая метафора, а как это, применительно к вашей жизни?
– Если реку перегородить, она разольётся морем, но в любом случае пойдёт вперёд. Чем более великая река, тем она спокойнее. Но реку надо уважать, иначе она уйдёт другим руслом, она найдёт, где ей течь, а плевавшие в неё останутся в пустыне.
Для справки
Диана Кан родилась в военном гарнизоне города Термеза (Узбекистан). Мать – зооинженер, яицкая казачка, отец – офицер, этнический кореец православного вероисповедания. С 19 лет жила в Оренбурге, училась в Оренбургском пединституте, затем на журфаке в МГУ, окончила Высшие литературные курсы Литературного института имени Горького. Там и познакомилась со вторым мужем – известным поэтом Евгением Семичевым, вместе с ним вырастила дочь от первого брака Анастасию. Первую книгу стихов под названием «Високосная весна» издала в 1993 году. Член Союза писателей России с 1994 года.
Марина Веденеева