Если у каждого человека есть какое-то предназначение,то я родился, наверно, назло войне.
В детстве мама часто мне рассказывала тыловые истории: про учения мобилизованных, как на постой определили эвакуированную жену офицера с грудным ребёнком. Им выдавали пайки, и постоялица каждый день готовила манную кашу на молоке с сахаром. Однажды не успела доварить: надо было бежать к правлению, чтоб прослушать сводки по радио. Она попросила помешивать кашку. Сладкой каши с довоенных лет не пробовала моя двенадцатилетняя мама. Соблазн велик, да совесть не велит. Но вот если только разок облизнуть ложку, а потом ещё разок.
– Нина, а кто же кашу съел? – удивилась пришедшая постоялица.
– Я только ложку облизала…
Жена офицера лишь улыбнулась, а от бабушки маме, конечно, досталось.
К концу войны в селе появились пленные немцы, все бегали смотреть на них. Они были совсем мирные и улыбчивые. Однажды дородный фриц заявил: «Эту войну мы вам проиграли, но третью обязательно выиграем». В деревне смеялись над ним: какая такая третья, когда мы победили раз и навсегда.
А оказалось, не навсегда.
Словно шахматные партии разыгрывают судьбы стран, целых народов те, кто с 45-го лелеет надежду взять реванш, кому не удалось после Второй мировой установить политический и экономический диктат в мире. Союз, Россию пытались кнутом и пряником, теперь опять кнутом поставить на место, виня во всех геополитических бедах. Как в басне Крылова: «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать». Аппетит Запада ныне возрос неимоверно, но и Россия не ягнёнок, как в 90-х, если слова будут неубедительны, может и по зубам дать.
Как тесно, оказывается, переплетается тот первый трагичный день 41-го года и день сегодняшний. Заветная мечта выиграть в «третьей войне», которая не обязательно должна теперь быть кровавой, никогда не покидала политиков и дельцов с имперскими амбициями.
Мне, появившемуся на свет в мирное время ранним утром 22 июня, всегда кажется, что родился я в этот день не просто так, что живу за всех, для кого в то воскресенье была поставлена отметина в судьбе, и что должен что-то сделать, за что, по крайней мере, не было бы стыдно. В ночь на 22-е на моём подоконнике, как всегда, горела свеча. 75 лет назад все ещё были живы.